«Неземная музыка»:рассказ Валентины Быстримович

Мир летел в тартарары: госпиталь, капельницы, врачи в скафандрах и рыбье дыхание. Время, подобно заветренной глыбе, отколовшейся от скалы, покатилось камнепадом. За несколько дней до госпиталя в доме Румии начало все ломаться. Холодильник, телевизор, потом техника, мебель, проводка в ванной…

После госпиталя долго не могла восстановиться. Давление оголтело прыгало: то 77/57, то 230/160. Скорые ежедневно. Муж успокаивал, сидел возле нее, разбилось стекло в секции. Вещей не было жалко, но после каждой поломки охватывал первобытный страх.

Ко всему этому, немилосердно жаркое лето. Солнце жжет, губит урожай, иссушает леса и пугает глобальным потеплением. Пожары и наводнения как с цепи сорвались. Муж, кот, друзья – все вялые, сонные, даже комары летают заторможенные. Их спокойно можно прихлопывать.

Высшие силы наказывают людей за жадность и эгоизм. Румия пытается припомнить, что она сделала вопреки совести. Не зарывалась, не пыталась урвать, старалась не обижать. Возможно, у нее и мироздания разное понимание добра.

Подруги звонят, сочувствуют, дают советы, но никто не навещает. «Все ломается, и ты заболела. Похоже на вмешательство тонкого мира», – рассуждает подруга Нина. «Возможно, у вещей уже вышел срок», – возражает Румия и тут же вспоминает, что сломались и новые вещи.

«Освяти квартиру, – советует Нина. – Я тебе телефон моего брата Олега скину. И домовому молочка в тарелочке поставь на ночь, конфеток положи». Вечером Румия поставила на стол тарелочку с молоком, конфеты, но ничего не изменилось. Тогда она позвонила Олегу.

Олег – священник. У него черная борода и молодые голубые глаза. Приехал в рясе, с кадилом. Долго с ней разговаривал, читал молитвы и освятил квартиру. Женщина устала, последние слова Олега звучали уже где-то далеко. Он это заметил и попрощался.
Румия прилегла, а через какое-то время почувствовала запах дыма. Освящая комнату, Олег насыпал в четыре чашки зерна и поставил в них зажженные свечи. В одной из чашек задымилось зерно. Она сунула чашку под кран и открыла окно настежь.

Так и спать легла, с открытым окном. Муж ушел смотреть телевизор и, чтобы не разбудить жену, остался спать на диване. А Румия долго смотрела в окно на звезды.

И вдруг увидела себя в большом здании вместе с Ниной. Они ходили по сумрачным коридорам, спускались и поднимались по лестницам, заглядывали в открытые двери, но никак не могли найти выход. А потом…
Она стояла на берегу моря. Вокруг ни души, ни тропинки, только море и пустыня до горизонта. Солнце высоко, но не жарко, хотя в пустыне априори должна быть жара. И море отливает холодной сталью, как северное.

Впереди бархан. Ей нужно заглянуть за него. Ей обязательно надо увидеть, что там, и тогда она решит, что делать дальше.

Бледное, почти лимонное, солнце в зените. Женщина пошла вдоль моря. Ни травинки, ни птички, ни ящерицы, никого. Море спокойное, но желания войти в воду нет.

Остановилась у подножия бархана. Вроде, недолго шла, а солнце уже у горизонта. Далеко позади очертания города. Над морем, вдоль горизонта, как иноземное войско, выстроились в линию облака.

Увязая в песках, Румия стала взбираться на бархан, он оказался более крутым, чем казался издали. Вдруг она услышала музыку. Остановилась и стала искать источник звука. Музыка исходила сверху, как бы опускалась кругами и растекалась.

Никогда женщина не слышала такой музыки. Ни один из музыкальных инструментов, которые она знала, не мог издавать подобные звуки. Ни резкие, ни шумные, ни звонкие, ни глухие – это были чудесные, идеальные, но чуждые звуки. Они не вызывали никаких эмоций.

«Это неземная музыка!» – пронзила мысль. Уже не ряды светлых облаков, а черные тучи закрывали горизонт. Лишь из небольшой проталинки выглядывали солнечные лучи. От горизонта между тучами и морем двигалась к берегу дымка белого света.

Сейчас море было скорее враждебным, чем безучастным. До вершины бархана оставался шаг. Румия уже предвкушала, как окинет взглядом раскинувшуюся до горизонта пустыню. А может, за барханом город, люди, сады?

И вдруг ее как что-то толкнуло, как щелкнуло в голове: «С той стороны пропасть. Еще шаг – и вместе с песком рухнешь вниз». Страха не было, но и падать туда не хотелось. Силуэт темного города еще виден, еще можно вернуться. Сумерки быстро сгущались. Музыка усилилась и стала гуще.

Румия торопливо спускалась. Скоро будет совсем темно, придется идти почти на ощупь. Прикинула: «До темноты минут пятнадцать, надо бежать, пока видно, а потом как придется».

Что-то подсказало: «В море не вода, там другое, почти кислота». «Ничего, – решила Румия. – В темноте буду идти по влажному песку. Если сверну в пустыню, почувствую, как сухой песок станет засыпаться в босоножки». А море она чувствовала по шуму волн.

Румия проснулась, когда была на полпути к городу… Рядом стояли врачи и испуганный муж. Музыка еще звучала в ушах. «Вернулась», – сказал врач, то же подумала и Румия. Несколько дней она все вспоминала видение и решилась-таки позвонить Олегу.

«Тебя даже туда пустили? – удивился мужчина. А потом поправился: – Церковь не разгадывает сны».
У Румии больше не прыгает давление, и вещи перестали ломаться. Все проходит и забывается, только эта музыка в ее памяти. Жаль, в этом мире нет таких инструментов, на которых можно ее сыграть.

Валентина Быстримович