Требуется волонтер. И немножко внимания

Сообщение в социальной сети «Одноклассники» было скупым, но точным. Мара Лаймовна Хотянович просила откликнуться тех людей, кто мог бы стать волонтером и помогать ей. Ее 14-летний сын Сергей болен ДЦП. Его нужно два-три раза в неделю возить на инвалидной коляске в коррекционный центр. Правда, информация утратила актуальность: снег скоро растает, весна наступила. Хотя актуальность положения Мары и Сергея Хотяновичей все равно нисколько не уменьшилась.

Иностранка

Пишу и попутно размышляю о странных исторических параллелях. В конце прошлого века автор работал в другой республиканской газете. Каким-то образом мне стало известно об одной пожилой белоруске, которая переехала из Австралии в Минск. Чтобы умереть на родине, она этого и не скрывала. Мы с ней встретились, я ее выслушал, а итогом был очерк «Австралийка». Что любопытно, эта женщина купила квартиру на улице Рафиева. К чему это я?

К тому, что Мара Хотянович тоже живет на Рафиева, только ближе ко мне на две остановки. Да и причины, по которым Мара переехала в Минск, были другими, прямо сказать, противоположными. Австралийка ехала умирать на родине, а латышка – любить и жить. Вот только с любовью у Мары все вышло не так радужно, как хотелось бы.

Тридцать лет назад латышская девушка Мара покинула родину и приехала в Минск. Что это было за время? Поскольку уже выросло новое поколение людей, которые знают об СССР только по рассказам родителей, нужно кое-что пояснить.

В те, уже далекие, времена Советский Союз завершал отмеренный историей срок существования. Во всех пятнадцати республиках начался процесс политического брожения, который закончился распадом «империи зла», как выразился Рональд Рейган, и образованием новых независимых (по крайней мере, на бумаге) государств. Но не стоит углубляться в эту проблему. Девушка Мара о политике не думала, что естественно. О деталях семейной жизни с первым мужем я знаю только то, что он оказался обыкновенным алкоголиком. Мара развелась с ним.

Второго мужа звали Сергей. В 2002 году у супругов родился сын, тоже Сергей. Но и здесь судьба не пожалела Мару – сын от рождения был болен тяжелой формой ДЦП.

Лейкоз

Уже после встречи и разговора с Марой Хотянович пришлось задуматься: за что Бог так жестоко с ней обошелся? Ведь у Мары Лаймовны был еще один сын, старший. Был, потому что 6 декабря прошлого года он добровольно ушел из жизни.

– Скажем так, – объясняет Мара, – его жена повела себя неправильно…

Мы сразу условились, что я буду задавать только уточняющие вопросы, пусть она рассказывает то, что считает нужным. Каюсь, здесь одна маленькая профессиональная хитрость: необходимо уметь просто слушать человека, а он сам расскажет все нужное. Но о старшем сыне Мары специально спрашивать не стал, это слишком личное…

Судьба и здоровье сыновей было, если можно так сказать, первым ударом для Мары. В 2012 году у нее обнаружили лейкоз, рак крови. На протяжении года она лежала в 9-й больнице, она мне тоже хорошо знакома. Весь год женщина проходила курсы химиотерапии, еще полгода лежала в реанимации. Сейчас она чувствует себя относительно хорошо, но…

– Диагноз, что полностью здорова, – уточняет Мара, – никто не ставит. Все ведь может повториться, гарантии никто не даст…

Все это так. У Мары 2-я группа инвалидности, нерабочая. Я позвонил и предложил встретиться во вторник. Пришлось перенести встречу на среду, у Мары был очередной МРЭК. Потом выяснилось, что нужный врач заболел. Ну что ж, врачи тоже люди, иногда тоже болеют.

При первом взгляде Мара производила впечатление здорового человека. Хотя это ничего не значит, болезнь в самом деле может вернуться. Или не вернуться: получается, орел или решка. А где был сын, когда мать проходила курсы химиотерапии? В интернате. Здесь необходимо объяснить, что у Мары в Минске нет ни единого родственника. В Латвии живут две сестры. Собственно, это уже Евросоюз, со всеми вытекающими последствиями.

– У меня в нашем подъезде есть только одна подруга, – говорит Мара. – С другими соседями общаемся на уровне «здрасьте – до свидания». Ну, я думаю, так везде. Люди живут сами по себе. Другие их особо не интересуют…

Мне часто приходится общаться с инвалидами. Примерно каждый второй гарантированно скажет вам, что его жизнь никому не интересна, никто в нее не лезет. Ни в хорошем, ни в плохом смысле. Ты инвалид? Так пусть тебе помогают те, кому положено, кто за это зарплату получает. Примерно так. Об этом неприятно писать, но это действительно так. Об этом неприятно писать хотя бы потому, что пишу об этом не первый раз. Скорее всего, и не последний…

 «Мы вдвоем…»

Центр коррекционного развития, куда Мара возит сына, находится все на той же улице Рафиева. Это здание бывшего детского сада. Там Сергея Хотяновича пытаются научить каким-то элементарным вещам. Сравнивая с другими, могу сказать, что у Сергея болезнь протекает немножко не так. С другой стороны, ему всего 14 лет, какой-то резерв для развития у него есть. При этом вспоминаю инвалида из Витебска, самодеятельного художника. У него тоже ДЦП. Тем не менее, он может какое-то время обходиться без инвалидной коляски. Свои картины он пишет, зажав кисть между пальцами ноги. Мне его картины понравились не потому, что он инвалид. А потому, что просто понравились.

Сергей Хотянович сидит в коляске постоянно, самостоятельно двигаться он не может. Даже на коляске немецкого производства со всякими приспособлениями, облегчающими жизнь инвалида. К слову, коляску Мара купила сама. За одну тысячу евро. Ни государство, ни социальные службы здесь ни при чем. Курс евро постоянно растет. Вот и посчитайте, сколько это белорусских рублей. Посчитали?..

Квартира у Мары Хотянович двухкомнатная. Как я понимаю, квартиру они получали вместе со вторым мужем. Восемь лет муж прожил с Марой и сыном Сергеем.

– А потом устал и ушел, – спокойно говорит Мара. – Понимаете, ему все надоело, он просто устал. Что тут говорить…

Квартира хоть и двухкомнатная, но обставлена не очень богато. Есть только все необходимое, а лишнего нет. Ничего удивительного, если знать общий доход семьи Хотяновичей. Он составляет около четырех миллионов рублей. На них надо жить. Но как?

Коляска, которая есть. Подъемник, которого нет

С Марой мы живем рядом. До нужного дома я дошел ровно за пять минут – проспект Любимова как раз упирается в улицу Рафиева. Мысленно представил, как Мара возила зимой сына в коррекционный центр. По расстоянию это не очень далеко. Если не учитывать не такие уж давние зимние снегопады. Это все равно, что тащить тяжелый груз по высокой воде.

Квартира расположена на первом этаже, что замечательно. Плохо то, что подниматься и спускаться к выходу нужно через девять ступенек. Как это сделать с инвалидной коляской, в которой сидит человек? Мара проделывает этот тяжкий путь несколько раз в неделю. Женщина она довольно крепкая, но все-таки женщина.

По идее, если в подъезде живет или предполагает жить инвалид, то на первом этаже должен быть подъемник. Ступеньки я посчитал, а подъемника не заметил. Кто его должен поставить? Как будто бы социальная служба. Написал и сам засмеялся. Социальная служба финансируется государством. Дома строят строительные тресты и ПМК, а деньги на строительство выделяет все то же государство. Так что ни социальные службы, ни строителей винить не стоит. Фигурально выражаясь, виноваты деньги, которых на установку подъемников для инвалидов явно не хватает.

– Зачем тогда Беларусь подписывала Конвенцию о правах инвалидов? – спрашивает сама себя Мара. – Ну, подписали, и что? Ничего ведь не поменялось. Инвалиды-колясочники живут сами по себе, до них никому нет дела. Представьте, Сережа весит порядочно, и как мне его вывезти на улицу? Подъемника нет, а есть лишь мои мускулы…

Должен сказать, что надо быть честным хотя бы с собой: после разговора с Марой у меня не возникло желание тут же бежать домой и писать. Ничего нового я не узнал. Каждый раз и практически после каждой встречи узнаю то, что давно известно: «Суета сует, – сказал Проповедующий, – суета сует: все суета!» Так начинается знаменитая книга Екклесиаста. Перевод с греческого языка слова «Екклесиаст» простой: оно означает человека, говорящего в собрании, проповедника.

К сожалению, все так: суета сует. Мы говорили с Марой, она то и дело вставала, чтобы отвезти сына в кухню или прихожую. Понятно, что разговор зашел о коляске. Не немецкого, а белорусского производства.

– Время идет, двадцать первый век на дворе, – замечает Мара, – а коляски делают такие же, как и в войну. – Поэтому я поднатужилась и купила немецкую коляску. Я ведь знаю, что материалы у нас хорошие, а делают такие коляски, что они сами собой разваливаются. Зачем это? Для кого?

Вместо эпилога

Таким образом, рубрика себя оправдала: жизнь инвалида-колясочника действительно напоминает полублатную: вход в нее стоит рубль, а выход – уже два. Не выйдешь…

К Маре не ходит социальный работник, хотя вроде бы должен. Не потому, что социальная служба специально отказывается, до этого, слава Богу, не дошло. Мара звонила в территориальный центр социального обслуживания населения. Ей ответили, что в специальное время приходить не будут. Но я все же не думаю, что есть смысл обвинять в черствости соцработников.

Дело в том, что население Минска постоянно растет. Количество инвалидов растет вместе с населением. А количество соцработников остается прежним. В этом случае оно зависит от штатного расписания. А его давно пора бы поменять в сторону увеличения.

Все, как всегда, упирается в экономику. Мне не хотелось бы заканчивать статью скучными рассуждениями о ценах на нефть, к которым привязана наша экономика, о ценах на продукты питания и т.д., и т.п. Маре Хотянович, предполагаю, это знать не так уж интересно. Ей важнее, чтобы государство о ней и ее сыне-инвалиде помнило и как-то помогало выжить. Именно выжить. Потому что жить все равно надо, хочешь ты этого или не очень.

Закончить мне хочется более приятным фактом. Через «Одноклассников» о Маре и Сергее Хотяновичах народ узнал. И откликнулся. Скажем, позвонил некто Юра и предложил свою помощь. Правда, снег уже тает. Но все равно приятно. Звонили неизвестные мне женщины, предлагали покупать Маре продукты и привозить. Это утешает и вселяет надежду. В конце концов, люди всегда остаются людьми, они всегда готовы прийти на помощь. Значит, жизнь продолжается и в ней есть смысл.

А напоследок еще одна красноречивая цитата из Екклесиаста: «Все, что готова рука твоя делать, – в меру сил твоих делай, ибо нет ни дела, ни мудрости, ни знанья в преисподней, куда ты уходишь».

Что к этому добавить? Перефразировав Козьму Пруткова: хочешь быть человеком, будь им.

Сергей ШЕВЦОВ

Фото автора