Под чернобыльским пеплом

Cегодня Чернобыль уже можно назвать символом. Символом пропасти, горькой беды, боли. Символом слома и невероятного поворота судеб многих людей.

Знаете, вот есть у меня мечта – попасть в зону отчуждения. Нет, я не романтически настроенный сталкер. Думаю, что если бы мечта осуществилась, моя жизнь поменялась бы, точнее, изменился бы мой внутренний человек, мое «Я». Надеюсь, в лучшую сторону. Но попасть туда – проблема, наверное, даже с удостоверением журналиста.

Знаю, что родные и близкие тех, кто похоронен на кладбищах, что в запретной зоне, могут получить разовый пропуск, чтобы убраться на могилах или приехать сюда в канун Радуницы, когда в зону пос-ле регистрации пропускают по обычным документам. Как видите, все строго. А пока что могу только слушать очевидцев трагедии 1986-го года, смотреть документальные киноленты, читать книги, которых все больше и больше появляется с каждым годом. А у людей возникает еще больше опасений, вопросов, сомнений, не дающих покоя. И у каждого заготовлен свой ответ, своя версия того апрельского дня и последовавших за ним.

Поэтому сегодня – история одного из тысяч ликвидаторов, из тех тысяч молодых и крепких, подающих надежды на долгую и счастливую жизнь парней.

Александру Панковцу, а для меня он и поныне остается дядей Сашей (двоюродный брат моей мамы) в 86-м исполнилось 28 лет. Передовой токарь на Борисовском приборостроительном заводе, уже есть семья: жена и дочка Катя. Родом сам из деревни Красная Гора Борисовского района, отец всю жизнь техником проработал, мама – главным бухгалтером. После 6 классов вместе с родителями парень переехал в Мядельский район, где и окончил восьмилетнюю школу. В конце 70-х поступил в минский техникум, после окончания которого был призван в армию. Отслужив, приехал в Борисов. Спустя месяц после катастрофы дядю Сашу призвали к месту трагедии.

– Пришла повестка явиться в военкомат. Я тогда недоумевал: чего вызывают?.. Думал, может, в Афган отправить хотят. Приехал, а тут в лоб: «Вы направляетесь на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС». На сборы времени не дали, успел только жене телеграмму отправить, и то сомневался, что писать – расстраивать не хотел. Тогда многие из нас уже понимали, куда едем, об аварии на Чернобыльской АЭС знали все. Только не до конца осознавали масштабы трагедии и ее последствия.

Рано утром 1 июня нас посадили в автобус и повезли в зону отчуждения. К Брагину подъехали ночью, остановились у дороги и переночевали. С утра замерили радиацию, а там фон зашкаливает. Поехали дальше. Остановились около поля, засеянного пшеницей, – радиационный фон был высоким. А чуть дальше, на удивление, – в пределах нормы, там и разбили палаточный лагерь. Он располагался вблизи деревни Рудаков, недалеко от Брагина. Как только нашли место для стоянки, первым делом сняли верхний слой почвы: он был бурого цвета. Нас было много, около 300 человек. Работали в 2 смены.

На территории лагеря сделали баню и каждый вечер мылись. Нас предупредили о том, что, когда поднимается пыль, дышать ею нельзя. Но стояла жара с бесконечной пылью. Бывало, за ней человека в 3-х метрах не разглядишь. После того как вернулся домой, долгое время по привычке, замечая в воздухе пылинки, задерживал дыхание. Пить воду во время работы также запрещали. А как тут не открыть бутылку воды и из горла не утолить жажду, когда такой зной и духота стояли?..

По прибытии нам выдали дозиметры и специальные накопители, которые подвешивались на брючном поясе. Многие из нас носили их на шее. На первом же построении все получили респираторы, которые через 2 дня стали бурыми от пыли. Такая же ситуация произошла и с палатками. Вот кормили хорошо, как говорят, на убой. Первое время мы ели с удовольствием – молодые ребята ведь, да и напашешься как вол. Спустя дней пять аппетит пропал у всех. Не избавиться было от ощущения сытости, тяжести и легкой тошноты. Повара варили столько же, но еда оставалась, и ее забирали местные жители. Когда их эвакуировали, пищу пришлось выбрасывать. В напряжении держала радиация. Что для меня было шоком и душевным потрясением? То, что я видел детишек, которые босоногие игрались в салочки, в войнушку, с земли подбирали первые скороспелые яблоки… Странно для меня было хоронить этот кусочек мирной жизни.

Первое время мы снимали с загрязненной поверхности земли дерн, который потом свозили и закапывали в могильниках. В деревне валили сосны, также бурые. Через некоторое время стала приходить техника из чернобыльской зоны. Из АРСов (автомобильно-разливочных станций), заполненных водой с порошком, мы промывали ее и чинили, а потом отправляли обратно. В некоторых машинах фон был настолько высок, что приходилось работу проделывать по нескольку раз на день, чтобы сбить уровень загрязнения.

Вначале чувствовал себя ничего, но пос-ле трех месяцев в чернобыльской зоне появились проблемы с ногами. Мучили жуткие, нестерпимые боли. Меня отправили в гомельский госпиталь. Через две недели стало лучше, и я вернулся обратно. Лишь 16 октября, когда на смену прибыли другие военнослужащие, мы поехали домой.

Чернобыль вспоминаю довольно часто. Все-таки 139 суток там пробыл. Подружился со многими. К тому же здоровье не позволяет забыть Чернобыль. У меня инвалидность третьей группы. Нужно жить!

P.S. Редакция газеты «Вместе!» выражает сердечную благодарность всем тем, кто старался спасать нашу землю от ядерной катастрофы. Низкий поклон.

Анна ЯКИМОВИЧ

Фото из архива Александра Панковца

Справочно

Масштабы катастрофы на Чернобыльской АЭС огромны, однако немыслимо себе представить ситуацию, в которой могло оказаться значительно большее количество людей, если бы не мужество и героизм ликвидаторов аварии, людей, которые ценой собственного здоровья и с немалым риском для жизни защищали других от ядерного смерча. Ликвидаторы работали в опасной зоне посменно: те, кто набрал максимально допустимую дозу радиации, уезжали, а на их место приезжали другие. Основная часть работ была выполнена в 1986-1987 годах, в них приняли участие примерно 240 000 человек. Общее количество ликвидаторов (включая последующие годы) составило около 600 000 человек.

Все эти люди получили индивидуальные дозы облучения различной степени. Острая лучевая болезнь – таков был диагноз для 134 человек. 28 человек умирали медленной мучительной смертью в течение трех месяцев с момента катастрофы. У тысяч других в той или иной мере ухудшилось состояние здоровья.