Кто виноват и что делать?

До города Лида я добирался поездом Витебск – Гродно. Официально, в расписании он называется поездом региональных линий. Не сказал бы, что это поезд: всего-то три вагона, к тому же душных до пота. В Лиду поезд прибыл в половине четвертого утра. Мысленно настроился коротать время на вокзале до 7-8 часов того же утра. Но меня встречала автор электронного письма на почту ОО «БелОИ». Звать ее Алина Иосифовна Русецкая. Меня оперативно посадили в такси и повезли на съемную квартиру. Кто такая Алина Русецкая и почему она встретила журналиста, можно сказать, по-царски, выяснится в процессе производства. Начнем сначала.

Письмо дочери об отце

Письмо пришло на электронную почту ОО «БелОИ», и о нем осведомлен председатель ЦП ОО «БелОИ» Владимир Потапенко. Потому ваш покорный слуга и приехал. В письме все изложено полно. Поэтому привожу его от и до. С небольшими комментариями.

«22 декабря 2015 года мой отец – Скоринко Иосиф Викентьевич – ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС, инвалид 2-й группы, ветеран труда, был госпитализирован машиной «скорой помощи» в отделение пульмонологии Лидской ЦРБ с диагнозом хронический бронхит в фазе обострения. Врачом отделения пульмонологии Герасимчук И.С. было назначено лечение, все шло стабильно до момента страшного инцидента, произошедшего в том же отделении.

Вечером 25.12.2015 года, на Рождество, в палате № 9 на отца упал незакрепленный шкаф. Никто ни из младшего, ни из среднего, ни из старшего медперсонала не сообщил об этом. Не были уведомлены и работники милиции г. Лида. В момент падения шкафа отец в палате находился один, а шкаф заблокировал дверь. Отец долго звал на помощь, но на посту отсутствовала дежурная медсестра. И только возвращавшийся в палату больной услышал стоны и крики.

Факт падения шкафа на больного не был зафиксирован. По технике безопасности шатающиеся шкафы должны быть закреплены. Не была оказана первая медицинская помощь, не был проведен квалифицированный осмотр пострадавшего и не назначено обследование. На мою просьбу измерить тонометром артериальное давление у отца медперсонал отвечал криками. Таким образом, отец вместо лечения получает телесные повреждения, жалуется на боль в спине, пояснице и в правом бедре. Отцу вместо обследования дают валерианку, ставят возле кровати детский горшок и отправляют спать…»

Почему все-таки этот несчастный шкаф упал? Почему больной не был осмотрен хотя бы медсестрами? Потому что был рождественский вечер, связанный с приятными хлопотами? Что интересно, мне когда-то делали операцию, когда уже начался перитонит, а дело было в субботу. Правда, все это имело место в прошлом веке, в больнице скорой помощи Минска. Решающими в обоих случаях были, думаю, место и время. По уровню и качеству медицинского обслуживания Минск и Лида, к сожалению, сильно отличаются. В середине 90-х медики еще работали по советским нормам, которые были строгими.

***

Продолжим читать письмо Алины Русецкой.

«После падения шкафа у отца образовалась большая гематома на руке, но и на нее врачи не обратили внимание. Только 11 января отцу сделали снимок черепа, хотя он жаловался только на головокружение. 2-7 января у отца была ужасная аллергия по всему телу, но консультации аллерголога тоже не было. Аллергию врачи объяснили жесткостью нательного белья и сменой стирального порошка. Между тем, у отца 5 дней было сильнейшее расстройство желудка. Это врачи объясняли тем, что я, якобы, приношу ему испорченные продукты и кормлю его ими.

Отец при госпитализации в больницу передвигался на своих ногах. После падения шкафа он не вставал с больничной койки, стонал от боли и от полученных повреждений перестал ходить. Отцу давали снотворное и обезболивающие препараты.

Какая в больнице мебель, если она падает и калечит людей? Почему в таком состоянии оборудование и почему в отделении пульмонологии такая антисанитария? Ни заместитель главврача по медицинской части Сидорович М.А., ни главный врач Лидской ЦРБ Эйсмонт Г.Э. внятных пояснений по поводу инцидента не давали и не дают, предвзято ведут беседу, как будто я не могу знать о принятых мерах. Жалобную книгу мне дать отказались. Согласно постановлению Совета Министров, книга жалоб и предложений должна храниться в доступном месте, а вот ее хранение в кабинете заведующего отделением или ординаторской незаконно…»

Один вопрос возникает по поводу этого отрывка: а почему книгу жалоб все же не дали Алине Русецкой? Потому что эта книга является официальным документом. Если вдруг Госконтроль решит проверить состояние здравоохранения в Лиде и районе, то, скорее всего, заинтересуется этой записью. И проверит ее. И тогда сам собой возникнет вопрос о профпригодности некоторых врачей и прочего медперсонала. Естественно, администрация больницы об этом знает очень хорошо.

***

Окончание письма Алины Русецкой выглядит многообещающим.

«Прежде всего, меня волнует состояние моего отца, полное его обследование, назначения врачей и принятые или не принятые меры по восстановлению его здоровья. Ходячего человека уложили в горизонтальное положение, и кто сейчас ответит за это?

Отцу было 9 лет, когда началась Великая Отечественная война, и он видел собственными глазами, как гибли люди. Он помнит, как стойко держались и помогали друг другу люди, а сейчас его калечат в больнице.  Персонал пульмонологии довел ситуацию до абсурда. С отцом в больнице велись разговоры о размере его пенсии, кому принадлежит жилье, где и кем работают его родственники. Простите, но мне непонятно, какие цели преследовались и нужен ли этот опрос для лечения отца?

10 января я попросила медсестру обратить внимание на мочеприемник и вымыть многолетний черный налет мочи. Я не вызвала санстанцию, хотя могла, но показала, что мочеприемник страшно в руки брать. В ужасном состоянии постельное белье.

В данной ситуации я нуждалась в поддержке отделения пульмонологии, но после падения шкафа я стала врагом народа и мишенью для насмешек.

Прошу привлечь к ответственности виновных в падении шкафа, тех, кто не оказал первую помощь моему отцу после этого. 11.01.2016 года. Русецкая Алина Иосифовна».

В целом я согласен с требованиями Алины Русецкой. Но, в частности, кто и кого будет привлекать к ответственности? Главный врач Лидской ЦРБ? Сомнительно. Районный отдел здравоохранения? Тоже не уверен. Министерство здравоохранения, куда обратилась Алина Русецкая? Минздрав переслал ее заявление в районную больницу, главному врачу Эйсмонту. Прокуратура? Она отделалась отпиской. Кто еще?

В чем я уверен на 100 процентов, так это в том, что газетная статья привлечет внимание вышестоящих инстанций. Тогда придется отвечать на все вопросы по пунктам.

«Засланный казачок» и проч.

Должен сказать, что именно меня посчитала «засланным казачком» Алина Русецкая. Когда мы приехали на съемную квартиру, она внимательным образом изучила мое удостоверение. Обидно, впрочем, мне не стало – привык. После последующих разговоров с Алиной, после попытки встретиться с врачами в районной больнице я понял, почему такое недоверие.

Что касается Алины Русецкой, то все ее высказывания о районной больнице и некоторых врачах подтверждены или документами, или диктофонными записями.

Теперь нужно объяснить, в каком положении оказалась сама Алина. Когда-то семья Скоринко была, так сказать, полной: отец, мать, две сестры и брат. Теперь их осталось трое: отец, дочь и ее 27-летний сын Евгений. Брат Алины давно живет своей семьей. Мать и сестра болели раком. Мать умерла в 64 года, сестра Ирина в 43.

Алина закончила музыкальный колледж в Лиде по классу хорового дирижирования. Поскольку в Лиде была некоторая напряженка с хорами, то выпускница трудилась на ниве музыкального руководителя одного из детских садов. Когда у матери обнаружили онкологию, Алина взяла на работе отпуск за свой счет с последующим увольнением. Почему именно так? Она ухаживала за своей больной матерью.

– Сначала везли сестру на химиотерапию в Минск, – рассказывает Алина, – потом ее привозили, оставляли на моего мужа. Потом везли мать в Гродно, на ту же химиотерапию. Вот так я и вертелась, как волчок…

Была семья – семьи, в полном смысле этого слова, не стало. В общем смысле – это обычная жизненная ситуация, они случаются сплошь и рядом. Правда, каждый переживает ее очень даже конкретно и по-своему. Этим я объясняю то, как Алина горячо восприняла эту самую ситуацию. Почему рядом не оказалось мужа, я деликатно не спрашивал, а Алина на эту тему говорить не стала.

С тех пор как заболел отец, Алина на работу уже не пыталась устроиться. Что у нее осталось? Больной отец и сын Женя.

Шкаф уже упал. Что дальше?

Кто такой Иосиф Викентьевич Скоринко, из письма ее дочери понятно. Мне хотелось отметить вот что: Лида – город в Западной Беларуси, что многое объясняет. Эта часть Беларуси до 1939 года была Польшей, потом стала СССР, дальше были немцы, потом опять СССР, ну а теперь, наконец, Республика Беларусь. Человек, переживший пять смен власти и режима за свою жизнь, уже интересен, уникален и заслуживает уважения. Поэтому то, что случилось с ним в самом конце жизни, достойно детального изучения…

С момента, когда отец заболел, когда в больнице с ним приключилась такая беда, Алина стала его доверенным лицом. Иосиф Викентьевич написал доверенность на имя своей дочери, а нотариальная контора ее заверила. Алина имеет право решать все вопросы и проблемы за отца сама, конечно, после предварительной беседы с ним. Сын Евгений оформлен как человек, ухаживающий за дедом-инвалидом.

– У отца была 2-я группа инвалидности, – продолжает рассказ дочь. – Перед этим отец проходил психиатрическую экспертизу. Главный психиатр района признал его адекватным, и отцу дали 2-ю группу по опорно-двигательнорму аппарату. А 10 декабря отец подал ходатайство на установление 1-й группы. ВКК была в Гродно, а ответ пришел уже в 2016 году, 14 января, когда отец еще лежал в этом самом отделении пульмонологии. Почему я говорю об адекватности отца? А после падения шкафа его как раз и объявили неадекватным! Психиатр сказал: адекватен, а в больнице он вдруг стал неадекватен! Как это можно понять?!

По словам Алины, отец был после больницы полностью истощен. Иосиф Викентьевич, прошу прощения, ходил под себя. Виной тому был дисбактериоз, другими словами, нарушение микрофлоры желудка, если больного каждый день пичкают антибиотиками. Учитывая то, что этому больному 84 года, что его организм ослаблен ввиду возраста, то диарея ему была обеспечена.

– Понимаете, – волнуясь, говорит Алина, – приходишь в палату, а у него вся постель, извините, в какашках. Кроме того, ужасная аллергия. Одним словом, отец выглядел скорее неживым, чем живым. Стал очень раздражительным, по любому поводу начинал кричать… Очень тяжело было это все видеть… Тяжело ему было в этом отделении… Что ж это за больница такая?

Споры о врачах, их методах лечения, внимательности к больным идут непрерывно в любых поликлиниках и больницах. Как всегда, спорящие делятся на две неравные части. Первая часть, наиболее многочисленная, высказывается в том смысле, что в нашей медицине все плохо. Меньшая часть настаивает, но как-то слабо, неубедительно, что все не так уж плохо, может быть, даже хорошо.

Можно ли найти в этом противостоянии золотую середину? Не знаю…

(Окончание в сл. номере)