Дмитрий Бикчентаев: «Слепые дети учат меня терпению»

Ежегодно накануне дня рождения Владимира Высоцкого вручается премия его имени «Своя колея». На номерной золотой медали высечен профиль Высоцкого, нарисованный им самим, и его автограф. Премией награждают людей, не изменяющих своим убеждениям, способных твердо следовать в жизни своей колеей, несмотря ни на какие препятствия. Тех, кому сегодня, возможно, Высоцкий захотел бы посвятить песню.

В 2017 году лауреатом премии «Своя колея» по единогласному решению комиссии стал Дмитрий Бикчентаев, российский композитор из Казани, артист, педагог по классу гитары – за многолетнюю волонтерскую работу со слепыми детьми. Он научил десятки детей играть на музыкальных инструментах, руководит созданным им уникальным ансамблем незрячих детей «НеЗаМи». И делает все для того, чтобы инвалиды не чувствовали себя в жизни изгоями. Дадим ему слово.
Почему я этим занялся. Я езжу по всему миру и вижу, какие там условия жизни создают для инвалидов. В стране, где я живу, это выглядит весьма плачевно. И вместо писем чиновникам я поступил по простому принципу: хочешь, чтобы стало жить лучше – сделай что-нибудь сам. Я начал с инвалидов по зрению потому, что по себе знал, как это плохо: к моменту серии операций в 1999 году я уже был почти слепой. Зрение мне вернули, но память-то осталась.
Как я начинал. Председатель общества слепых дал мне два номера телефона родителей детей-инвалидов – тотально слепого мальчика и девочки с остаточным зрением. И я им предложил научить детей играть на гитаре. Боялся, что ничего не выйдет, но все получилось, особенно с девочкой – она быстро научилась играть десяток песен. Вот тогда я пришел с этим к директору школы инвалидов по зрению. Она приняла идею в штыки, но потом, почитав обо мне в интернете, сказала: хорошо, ведь вы денег не просите, пробуйте. И я взял пару учеников. А потом еще стал по воскресеньям ездить в интернат, где невидящие дети живут постоянно. Там тоже брал 5-6 детей, мальчиков с 13 лет, девочек с 12, по физическим данным: как правило, у незрячих тело очень слабое, плохо развиты мышцы рук. И обучал их «домашнему музицированию» – петь песенки под свой аккомпанемент в кругу близких.

Как это было. Когда-то я разработал методику «Гитара для всех». Это пошаговая система, где главный принцип – после каждого урока должен быть осязаемый результат. Наличие музыкального слуха и знание нотной грамоты неважно. Через пару уроков ученик уже может аккомпанировать себе на гитаре и петь простые вещи. Но слепому не скажешь: смотри, как это делается. Можно лишь показать. Берешь его руки, кладешь на гриф и на струны и, как из пластилина, лепишь игру, показываешь, в каких местах и какие усилия прилагать. Так мы разучивали аккорды. Сначала это странно, но дети быстро начинают ассоциировать определенное положение пальцев с конкретным аккордом и говорить на «музыкальном» языке. Я пел с ними то, что сам люблю: Окуджаву, Макаревича, Гребенщикова. А начинали все с «Крутится, вертится шар голубой» – просто академическая песня.
Что значит семья. Главным тормозом оказались не болезнь или лень, а семьи, которым было все равно. Ребенок-инвалид – ну что ж, как есть, так есть. Родители не поощряли детей заниматься, одну девочку я многому научил, но после лета обнаружил, что она не взяла в руки гитару ни разу. А было и хуже. Однажды ребенок пришел с ссадинами на лице и сказал, что заниматься больше не сможет, потому что отец разбил об него гитару. Я купил ему новую гитару и сказал: передай папе, что, если это повторится, я его в тюрьму посажу. Но с заинтересованными родителями можно чудеса творить. Мы с ними решили: когда ребенок «сдаст зачет» из 10-ти песенок, он получает в подарок гитару. Ведь инструмент должен ему достаться в награду за труд, а не просто так. Сначала я гитары сам покупал, потом нашелся спонсор, закупивший сразу десяток. После «зачета» дети могли или учиться дальше, или петь для себя. Я брал новых учеников, а старым говорил: захочешь еще заниматься – звони. Некоторые звонили.
Как возник ансамбль «НеЗаМи». Ансамбль наглядно показывает: если родители и педагог вместе работают, можно достичь многого. У семей со слепыми детьми одна беда, и многие объединяются. Так ко мне попали обучаться гитаре мальчики из друживших семей: 13-летний Володя Ненастин, неплохо музыкально подготовленный мамой, и 11-летний Булат Минуллин, немного учившийся по классу фортепиано в музыкальной школе. Как-то эти семьи встречали Новый год с третьей семьей. Там была слепая девочка – Диляра Залалиева, обучавшаяся скрипке. И вот они в новогоднюю ночь музицировали, а родители били в ложки и кастрюли. И мне прислали в США, где я был на гастролях, видео: вот мы так играем ансамблем. Я ответил: все понял, вернусь – сделаем настоящий ансамбль. И мы взялись. Я предупредил – это большой труд, но шанс есть. Мы репетировали три раза в неделю. Вначале было две гитары и скрипка, очень примитивная. И тут выручила моя коллекция музыкальных инструментов. Я выбрал те, что легко освоить. Диляре лучше всего давались духовые, и я сказал – вот на них и будешь играть. Потом американские друзья подарили нам бас-гитару и комплект перкуссионных колоколов, и игра получила новые краски. Название придумали от первых слогов фамилий ребят. Позже, когда мы уже выступали, к нам присоединился Вадим Чагин, барабанщик. Сейчас Диляра играет на мелодике, блок-флейте, тин-вистле, наш лидер Володя – на гитаре, фортепиано и дудках. Каждый в ансамбле владеет 5-6 инструментами.
Концерт как искусство. Вскоре мы дали концерт в одном из казанских интеллектуальных клубов. Репертуар подбирали все – я, родители, ребята. Песни Пахмутовой, Островского, авторская песня, классика… Ребята получили большой адреналин и захотели продолжать. Теперь они выступают на фестивалях, сборных концертах, конкурсах. Но это работа команды, без родителей мы бы не справились. Мамы помогают на сцене, моя жена – с бумагами и как психолог. Огромная заслуга поистине гениального звукорежиссера Валерия Мустафина, изобретающего всякие хитрости. Микрофоны для слепых – проблема: четверть шага в сторону – и все, поет мимо. Сначала я учил искать микрофон, если потерял. Потом стали петь с гарнитурой. Почему мы побеждаем на конкурсах? Мы приезжаем со своей аппаратурой, все продумано, все на радиопередатчиках, чтобы ребята не путались на сцене в проводах. Перед каждым стоят инструментальные столы, где в строго определенном порядке разложены инструменты. Во время исполнения ребята меняют инструменты, есть даже песня, где Диляра делает это пять раз. К каждой песне стол новый – их мамы готовят. Это почти цирковой номер, и мое дело это синтезировать.
Ансамбль сейчас. Ребята из ансамбля – прекрасные музыканты. Все ловят на слух, могут аккомпанировать, не подбирая мелодию, а на ходу, сразу. Сейчас Вадим учится в консерватории на звукорежиссера, Диляра в университете на филологическом. Володя и Булат учатся на теоретиков в музыкальном училище. Слепых инструменталистов подготовить невозможно, нет переложения нотного материала по Брейлю. В России нет, а в мире есть. И технологии обучения есть. Но у нас их внедрение зависит от энтузиазма отдельных людей. Володю даже в училище не брали – здание не приспособлено для инвалидов. Пришлось из-за этого сходить на прием к министру культуры Татарстана.
Увы, после учебы найти работу невидящие ребята вряд ли сумеют. Ансамбль для них – единственная отдушина, это работа. У них сейчас по 3-4 концерта в месяц, и репертуар большой. Я ищу площадки для выступлений, продюсирую их участие в концертах на самом высоком уровне. Но приглашения выступить серьезно фильтрую. Критерий один – если остальным участникам концерта платят, то и ребятам надо заплатить. Однажды во время Декады инвалидов на меня вышла девушка и потребовала, чтобы ансамбль там спел. После просьбы заплатить ребятам на меня вылился ушат грязи. Дескать, вы должны быть благодарны, что вас зовут. Ну, тут уж я выражений не выбирал.
В теории, ансамбль может стать юрлицом, нанять импресарио (не меня!), но вряд ли они смогут этим заработать на жизнь. Их выступления очень затратные – аренда зала, инструменты, отели, аппаратура, звукорежиссер, сопровождающие, транспорт… Они столько не заработают. Таким коллективам должно помогать государство. Я на всех углах кричу: надо решить проблему трудоустройства незрячих и в целом инвалидов.
Общество и инвалид. Я не вожу ансамбль на конкурсы детей-инвалидов. Они должны быть интегрированы в обычное общество, а у нас не обучают граждан жить рядом с инвалидами. Их боятся, стараются с ними не говорить, о них не упоминают по ТВ или радио. Вместо передач о том, каких высот инвалиды достигают, их из передач вычеркивают. Моих ребят – тоже. Наше выступление в Кремлевском дворце съездов на вечере памяти Юрия Визбора и Ады Якушевой полностью вырезали из телетрансляции. 1-й канал, показывая церемонию награждения премией «Своя колея», вырезал кадры репетиции и лица инвалидов.
Я работаю и с колясочниками, и с ДЦП-шниками. С 2013 года провожу на средства моей семьи, друзей и родных инклюзивный фестиваль «Арт-ковчег», чтобы дать шанс детям-инвалидам творчески реализоваться. Мои друзья-профессионалы в различных областях искусства там преподают, учат вокалу, чтению стихов, искусству дирижировать. В 2014 году я пригласил взрослых слепых музыкантов, они рассказали, через какие трудности им пришлось пройти. После этого Министерство культуры стало нам немного помогать.
Фонд и перспективы. Недавно мамы ребят из ансамбля создали благотворительный фонд. Мы сообщили о нем в соцсетях, но собрали копейки. И только когда я стал лично разговаривать с каждым, пошли деньги. Фонд создал наблюдательный совет, мы начали работать. Я не имею права распоряжаться деньгами, могу только рекомендовать, куда их тратить. Сейчас они пойдут на то, чтобы в фестивале «Песня, Гитара и я» наряду со здоровыми детьми смогли участвовать дети-инвалиды. Я выбил для фестиваля у Министерства культуры здание, где есть пандусы, в том числе для въезда на сцену. Фонд позволяет дарить инвалидам в качестве приза на конкурсе то, что им надо, а не плохой чехол от гитары в 10-й раз, помогает оплачивать расходы на ремонт инструментов, гарнитуру, переезды. А вот заработок через фонд нельзя провести.
Наши надежды. После награждения мне легче стало разговаривать с чиновниками. Я был никто, а сейчас надеюсь, что ко мне больше прислушаются. Нам очень нужно помещение, ведь мы репетируем в обычной квартире. Но я хочу решить вопрос глобально. У детей-инвалидов должна быть своя территория, чтобы принимать спонсоров, заниматься лепкой, живописью, музыкой, литературой, репетировать, хранить инструменты. Там должны быть пандусы, широкие двери, парковки, тактильные плитки для слепых и прочее, что облегчает жизнь инвалида. Нужны юристы, психологи…
Что во мне изменилось. Инвалиды занимают все мое свободное время, я постоянно на связи. У них другое восприятие мира. В них такая тоненькая ниточка бьется: если бы, то я бы…Особенно жалко тех, кто понимает, что будет дальше. Есть у меня колясочница Катя Егорова. Села в коляску в 14 лет, сейчас ей 19. Затухающий огонек изумительной девочки, креативной, обожающей театр.
На концертах «НеЗаМи» люди плачут. Родители привыкли, а я никак не могу. Очень глубоко переживаю во время их выступлений. Если концерт получился, радуюсь до слез, не могу сдержаться. У меня огромная концертная практика, до 100 концертов в год, я привык – глянешь зрителю в глаза и понимаешь, как петь. А ребята из «НеЗаМи» никому посмотреть в глаза не могут. Им легко ошибиться, споткнуться, они очень волнуются. Я вижу, как у Диляры трясутся руки, ее нельзя ни объявлять, ни хвалить, будет хуже. И для меня эти концерты – сплошные нервы, я очень устаю. Но все в жизни не просто так. У меня был период – с бизнесом плохо, денег нет, моих концертов не стало. А занялся слепыми детьми – и постепенно и бизнес наладился, и вновь концерты пошли. Эти дети учат меня терпению. Я стал менее конфликтным, перестал обращать внимание на мелочи, зато совершенно не терплю хамства по отношению к инвалидам. Все познается в сравнении. У меня может быть что-то не то со здоровьем, нехватка денег, конфликты, но в сравнении с их жизнью это полная фигня. Вот у них проблемы, а у меня проблем нет. И мое дело – помочь им.

Алла ГОРБАЧ