«Хочется хоть какой-то справедливости» Хождение по мукам и по кабинетам комитета соцзащиты

Эта история началась, как и многие другие, со звонка в редакцию. Потом было еще несколько телефонных разговоров, а через некоторое время я уже ехала в Оршу, к Ирине и Роману Бутько, родителям мальчишек-погодков. Оба шустрые, непоседливые – но только младший, Матвей, с восторгом носится по квартире, а старший мальчик Тимофей – ползает. У него ДЦП. Мама Ирина говорит с облегчением, что это только физический недостаток, на умственное развитие мальчика это не повлияло.

«Мы не обязаны!»

Перед тем как перейти непосредственно к проблеме, напомню, что недавно были внесены изменения и дополнения в действующий Указ Президента Республики Беларусь от 19 января 2012 года № 41 «О государственной адресной социальной помощи». В частности, изменения касались возмещения затрат на покупку подгузников. Сейчас деньги на них можно получить не раз в полгода, а раз в квартал, но объем пособия остался прежним. Вот с этого и начались проблемы семьи Бутько.

– Справку о том, что ребенку нужны подгузники, нам выдали 15 июля 2013 года, она была действительна шесть месяцев, – начинает рассказывать Ирина. – Мы собрали документы и 13 января этого года пришли в комитет по труду, занятости и социальной защите Оршанского райисполкома. И представьте, там нам сказали, что справка просрочена, хотя оставалось еще два дня. Мы уже полтора года получаем деньги на памперсы, и я всегда приносила справку за 2-3 дня. Мне сказали, что ее нужно сдавать за две недели до окончания срока действия. Раньше мы с мужем вообще сдавали справки в другом кабинете и другому сотруднику. И мне начинают доказывать, что такого быть не может, справки принимают всегда здесь.

Кроме того, нам сказали, что с 1 января 2014 года пособие на подгузники мы будем получать не за полгода, а за три месяца, и теперь мы можем получить только половину прежней суммы. Мы спросили, почему нас не предупредили об этом, ведь это нововведение не в один день было принято. На это мне ответили: «Вы что, сумасшедшая? Вас полторы тысячи человек, и мы не обязаны каждого предупреждать». Потом пришла и другая сотрудница. Мы попросили показать этот новый указ, или сказать хотя бы его номер, чтобы мы могли найти его в интернете. Как будто это секрет!

Мы с мужем пришли в комитет по труду, занятости и социальной защите еще раз 6 февраля и видим, что на стенде уже вывешен этот указ, новенькая белоснежная бумажка. Как будто нас ждали, подготовились. И, кстати, не все указы там вывешены, а только тот, о котором мы спрашивали.

– Нам, кстати, сказали, что этот указ был напечатан в местной газете, – подключается к разговору Роман. – А во второй раз уже показали и напечатанный указ, и вырезку из газеты в папке.

Но в первый раз Ирине и Роману так ничего определенного и не сказали. Тогда они написали письмо в Минск, в Администрацию Президента.

Хоть поверьте, хоть проверьте…

Сейчас передо мной лежит ответ на это обращение. Правда, совсем не из Администрации Президента. И я понимаю, почему, прочитав его, молодая женщина плакала от обиды. Я бы на ее месте тоже расплакалась, от обиды и еще от бессилия.

– Ответ, который пришел через две недели, меня просто шокировал, – продолжает рассказывать Ирина. – Письмо мы отправили по электронной почте, и ответили нам так же. Написали, что раз мы относимся к Витебской области, то и наше обращение переслали туда. Вначале идет фраза о том, что обращение было рассмотрено комитетом по труду, занятости и социальной защите Витебского облисполкома совместно с управлением по труду, занятости и социальной защите Оршанского райисполкома. Ну о какой совместной проверке с Оршанским комитетом может идти речь, если на него поступила жалоба? – недоумевает Ирина. – Проверка ведь должна быть независимой.

Нам ответили, что факт некорректного поведения сотрудников Оршанского комитета не подтвержден. А как он мог подтвердиться? Неужели кто-то скажет, что он себя грубо ведет с посетителями? Да мы иногда даже не знаем, к кому вообще обращаемся. В кабинете обычно работает не один, а два человека. На двери есть вывеска, но беджиков с именем и фамилией у сотрудников нет. К кому приходишь, с кем говоришь, неизвестно.

– В ответе также написали, – замечает Роман, – что для нас по телефону была проведена консультация с записью в журнал. На просьбу показать эту запись мне ответили, что архив закрыт. Но мы в комитет соцзащиты не звонили, и нам оттуда никто не звонил.

– Дальше было написано, что мы пришли с просроченным удостоверением на ребенка-инвалида, и сотрудники комитета нам на это указали, – продолжает Ирина. – Но оно было продлено 27 декабря 2013 года, а обратились мы 13 января 2014 года. И как же тогда, интересно, проводили проверку? Почему сотрудникам комитета поверили на слово, а нам не поверили? Почему действительно не смогли проверить, как все есть на самом деле? Получается, это такая солидарность, чтобы, как говорится, прикрыть своих. Может быть, и проверки-то никакой на самом деле не было, просто поговорили с ними, сказали, чтобы больше жалоб не было, и все.

«Ну что вы опять хотите?!»

Супругов Будько интересует, почему им могут выплатить только половину пособия, а не всю сумму.

– Справка была выдана на полгода, и мы полгода собирали чеки за купленные памперсы, – говорит Роман. – И получается, что вторую половину денег мы можем получить по новой справке, но по старым, прошлогодним чекам. Но старые чеки не входят в новую справку даже по числам, разве они не должны уже считаться просроченными? Вот получается, что по старым чекам можно получить деньги, а по той справке, по которой чеки даны, нельзя. Я попросил оплатить все чеки до 1 января, но в этом нам тоже было отказано. Еще нам предложили сразу набрать памперсов на все деньги, на три миллиона, чтобы в следующий раз не было проблем. Но куда мы их поставим в общежитии?

Слушаю – и такое ощущение, что у сотрудников комитета нет простого, элементарного уважения к людям. Ирина и Роман могут много об этом рассказывать. Например, вопрос, с которым к ним обращаются в комитете, звучит как: «Ну что вы опять хотите?!»

– А потом мне говорят, что я пришла к ним, чтобы поругаться, поскандалить, – невесело добавляет Ирина. – И этот воп-рос, мол, ну что у вас опять?! Это же такая организация, люди туда не с чем-то радостным идут. Это их работа, в конце концов, и если она не нравится, то пускай бы искали другую.

– Мы никогда ничего не знаем, – продолжает женщина, – ни того, что положено ребенку-инвалиду, ни того, на что он может рассчитывать. Бывает, что-то где-то услышим, приходим в комитет соцзащиты, говорим об этом, а в ответ слышим: «А откуда вы это узнали?». Как будто сотрудники комитета на нас должны тратить свои собственные деньги.

– Да даже о том, что чеки на памперсы сейчас идут на три месяца, а не на шесть, мы узнали на рынке, когда памперсы покупали, – добавляет Роман. И по предыдущей части разговора я даже догадываюсь, что сказали бы в комитете социальной защиты – конечно, ответили бы, что они не обязаны никого об этом предупреждать.

– Я звонила юристу, который с нашим комитетом по труду, занятости и социальной защите работает, – подводит итог Ирина. – Мне ответили, что Оршанский комитет они знают не первый год, и с ним очень тяжело. Выходит, людям просто трудно что-то сделать, трудно выполнить свои прямые обязанности. Но нам хочется хоть какой-то справедливости.

Вместо заключения

Проблем у родителей ребенка-инвалида много, и рассказывать о них Ирина и Роман могли бы еще долго. Например, о занятиях лечебной физкультурой. Специалист по ЛФК показала Ирине, как нужно заниматься с мальчиком, а приходить к ним домой отказалась. Да, они живут не в центре. Ирина, конечно, занимается с сыном сама, но даже самая заботливая мама вряд ли сможет сделать то, что сделал бы опытный специалист. Тимофея уже готовы были возить в поликлинику, только бы с ним занимались, но, когда они туда пришли, врач очень удивилась, мол, неужели вы еще не поняли, как нужно с ребенком заниматься?

– Бывает, когда мы ребенка куда-то привозим, у нас спрашивают, почему с ним не занимаются профессионально лечебной физкультурой, – добавляет Ирина. – Это же всегда заметно, если не врач делает. И я отвечаю, что мы из Орши. Тогда уже никто не удивляется, все об Орше наслышаны.

Хорошо, что пока Тимофею можно лечиться в детском центре медицинской реабилитации «Живица», который находится в Гомельской области. Но неизвестно, можно ли будет отправить туда мальчика еще раз, если в будущем лечиться можно будет только в своей области. В Витебской области такого центра, где могли бы лечить Тимофея, нет.

– Раз ледовые дворцы у нас в каждой области есть, пусть и такие же центры для детей будут в каждой. В Витебской области детей лечат препаратами, причем для разных заболеваний они одни и те же. Тимофею, например, давали препараты для развития речи. Ну зачем они ему? – говорит Ирина. – У нас ребенок поет! (В этот момент Тимофей и правда напевал песенку, которая звучала в мультфильме).

А вопрос с комитетом по труду, занятости и социальной защите еще не решен. Его сотрудникам было бы хорошо вспомнить, что они должны действительно защищать, помогать и поддерживать. Пока что все получается наоборот.

Нина КАЗЛЕНЯ

Фото автора